Шишкин Афанасий Данилович

Охота, рыбная ловля — вместе с папой. В летние месяцы отдыха дома покос, заготовка дров, веселые старты — забавы нашего большого семейства.

Всё, что делал папа, невольно усваивали и мы. А он вставал раньше нас. Тщательно, с удовольствием умоется, перед зеркалом причешет волосы, освежится «Шипром» — и он готов к делу на целый день.

Опрятность, аккуратность, нетерпимость к беспорядку, завидное трудолюбие, милое чувство юмора, неиссякаемое жизнелюбие — всё отдавал нам дорогой отец, выводя нас в люди.

Мы до сих пор помним, как глубокой ночью с тревогой прислушивались, когда папа собирался на работу за 10-12 км от дома в шахту, около Сосновки, уходил в любую погоду, во все времена года, чтоб прокормить нас, большую ораву.

Когда садились за стол, папа видел, с каким аппетитом съедали мы свои куски-пайки, а он первым выходил из-за стола, наш кормилец, умеющий отказать себе ради детей.

Хвала и слава дорогому отцу!

Много лет любительская фотография в самшитовой рамочке волновала меня. Папа с Валентином на берегу Исети в Смолиной (село Смолино). Туда они поехали веселой компанией. Папа держал в руках руль «бобика», гордился умницей-сыном, воздавал должное зятю, а гость из Ташкента щёлкал и щелкал фотоаппаратом. В объектив попала невыносимая боль человека.

За 5 пять лет до смерти при виде ликующей природы дорогой мой человек как будто представил свою кончину. Закрыв глаза правой рукой, он будто умоляет судьбу: «Пощади! Я очень люблю жизнь… Я высоко ценю красоту, сполна плачу за всё, что беру… Дай еще несколько лет.. Я еще не старик: есть сила в руках, есть сноровка в делах.. Много сделать могу.». Валентин не чувствует смятения папы. Тревога папы вызывает у меня печаль.

Через 20 лет, глядя на умирающего брата, который больно осознавал неизбежность своей смерти, я слышала его мольбу: «Я люблю тебя, жизнь!..» Как Леонид стал поход на отца!

Вечная память вам, жизнелюбы!

Как трудно, невыносимо было ему в голодные 30е годы, но никогда он не сетовал, не раздражался, не искал повода, чтоб наказать кого-нибудь из нас.

Когда мы выросли, выучились, обрели самостоятельность, папа радовался, гордился нами, теперь он делил с нами радость, успехи, внимательно следил за каждым из нас, ездил к нам в гости.

В играх, забавах, в ходьбе, в беге, когда мы приезжали домой в отпуск, папа был активен, оригинален, мил.

Помню, как папа, приняв красивую позу, с большой душой, читал стихотворение А.С.Пушкина «Конь». Это было незадолго до его смерти, и пророчески звучат до сих пор бессмертные строки, а папа как живой — перед глазами…

Последние месяцы, последние дни… Заболел папа осенью 1965 г.

Еще летом старательно косил, а по дороге домой с покоса, скрывая немощь, слабость, часто отдыхал. Я видела, как он тяжело дышал, представляла, как бьётся его обнаженное сердце.

Ни уколы, ни порошки, ни вливания крови — ничто не обнадеживало, не помогало.

31 января 1966 года, в день рождения папы, собрались все его дети, чтоб отметить «золотую свадьбу» родителей, а дорогой наш отец едва выдержал застолье.

Умер папа 13 мая 1966 года, так и не успев состариться. На мраморе его памятника слова любви и благодарности от нас, его детей.

Мой дедушка Афанасий Данилович был очень строгим, мы его все боялись. И его ремня, который висел в сенках на гвоздике. Обычно он привил о него свою бритву.